Выключатель депрессии? (часть 2)

Часть 2. Выключатель

— Итак, мы включаем его, — позже рассказала мне Майберг, — и вдруг Дина говорит: «Это очень странно, я знаю, что ты все это время был со мной в операционной. Я знаю, что ты заботишься обо мне. Но дело не в этом. Я не знаю, что ты только что сделала, но я смотрю на тебя, и мне кажется, что я внезапно чувствую более тесную связь с тобой.»

Ошеломленная Майберг подала знак остальным, вне поля зрения Дины, чтобы те выключили стимулятор.

— И вот они выключают его, — рассказывает Мейберг, — и она говорит: «Боже, это так странно. Ты только что снова отдалилась от меня. Как будто ничего особенного и не было».

— Это было буквально похоже на перевод рубильника вверх, после того как он годами находился в нижнем положении, — сказала она позже.

— Внезапно они попали в цель, и я ощущаю себя такой спокойной и умиротворенной. Это было потрясающе — снова воспринимать эмоции на чьем-то лице. Я так долго не реагировала на них.

То же самое произошло и у других пациентов. Первые всплески их настроения и ощущений были свойственны их индивидуальным особенностям. Пациентка номер 4, например, любила гулять и ранее она рассказала Майберг о том, что понимала, что начинает заболевать, когда пейзаж становился тусклым, как будто «половина пикселей выгорела». Когда врачи включили стимулятор, ее первой реакцией был вопрос о том, что они сделали с освещением, потому что теперь все казалось намного более ярким.

Пациент номер 5, до депрессии был элитным велогонщиком. Он рассказал мне, что напряжение, которое он долгое время чувствовал в ногах и животе, «как будто смерть тянула меня вниз», мгновенно прекратилось. Пациентка номер 1, которая до депрессии была заядлым садовником, поразила операционную, заявив, что внезапно почувствовала себя так, словно идет по полю с цветами. Через два дня после возвращения домой она накинула шарф на бритую после операции голову, нашла инструменты и отправилась восстанавливать свой давно заброшенный сад.

Но не все было таким радужным. На чисто биологическом уровне улучшение, произведенное D.B.S. иногда усиливало побочные эффекты высоких доз лекарств, которые принимали пациенты. Врачи не совсем понимают это явление, но они зафиксировали, что оно происходит и в других случаях. У Дины началась крапивница, и тошнота, ее руки стали дрожать. Эти симптомы ослабли, когда она (как до этого сделали некоторые пациенты) постепенно уменьшила количество принимаемых лекарств. Сейчас она принимает стандартные дозы антидепрессанта Эффекс и антипсихотический препарат Сероквель.

Лечение также принесло трудности дома. Как и в случае с другими видами инвалидности, любой партнер, ставший опекуном, привыкает к лидерству и перераспределение власти после внезапного выздоровления может оказаться непростым испытанием. Поэтому все пациенты получили скоординированную помощь со стороны психиатров, социальных работников и эрготерапевтов, которые пытаются сделать переходный период более легким.

Этот период означает возвращение не к прежнему «я» и семье, а к новому себе. Гэри Бенджамин говорит, что видит подобные вещи в семьях военных. — Этих солдат отправляют на шесть месяцев, они возвращаются и все, чего они хотят, — это вернуться в свой старый дом. Но их старого дома нет, потому что там все изменились. Поэтому иногда требуется серьезная работа над ситуацией.

Для столь глубоких перемен эти отклонения кажутся приемлемыми. И лечение до сих пор выглядит на удивление свободным от побочных эффектов. Ни у кого не было серьезных нервных осложнений, вероятно, потому что, в отличие от ЭСТ, которая посылает напряжение от 70 до 150 вольт через весь мозг, эти электроды подают только около 4-х вольт в область размером с горошину.

Но что произойдет, когда будут лечиться группы с большим количеством людей? Команда врачей продолжает оперировать пациентов с депрессией. Их цель — 20 пациентов. Останется ли процент успеха высоким, а побочных эффектов низким в большом плацебо-контролируемом исследовании? Ни Майберг, ни кто-либо из других сотрудников не хотят гадать.

Другие методы лечения начинались так же хорошо и, в итоге, проваливались. Например, стимуляция блуждающего нерва, которая посылает слабый ток в мозг через главный нерв, связанный с различными областями мозга, помогла примерно половине пациентов в небольшом первоначальном неконтролируемом исследовании, но не дала результата в единственном плацебо-контролируемом исследовании.

— Что, если вы обследуете сотню пациентов, — спросил я однажды у Мейберг, — и они не почувствуют себя лучше, чем после плацебо?

— Полагаю, это возможно, — сказала она. Но она не уверенна, что будет именно так. Несколько авторитетных специалистов, с которыми я разговаривал, согласны с тем, что высокий уровень успеха на данный момент, а также надежность теоретической базы и статистика по D.B.S. при лечении болезни Паркинсона позволяют предположить, что это не просто счастливая случайность.

С другой стороны, даже если это сработает, никто не считает, что это станет новым Прозаком. Процедура стоит слишком дорого (около 40 000 долларов), чтобы ее можно было использовать для тех, кто еще не пробовал все остальное. Подходящие кандидаты на D.B.S. вероятно, исчисляются тысячами, а не миллионами. Вероятно, стоит беспокоиться лишь о том, что, если эта штука сработает, врачи будут использовать ее слишком свободно, как они обычно делают с успешными методами лечения.

Независимо от того, как все пройдет в клинике, D.B.S. исследование Майберг и Лозано уже меняет взгляды нейробиологов и психиатров на депрессию. Например, одна из возможностей заключается в том, что исправление сетей, которые выходят из строя при депрессии, может выявить неврологические подтипы депрессии, которые можно диагностировать и лечить по-разному. Например, Мейберг уже обнаружила, что у пациентов, которые хорошо реагируют на Прозак, изменения на сканировании мозга обычно наблюдаются всего через неделю после начала приема препарата, хотя они не ощущают эффекта в течение 3–10 недель. Она провела предварительную работу и предположила, что сможет идентифицировать пациентов, «дружественных» Прозаку, еще до того, как они начнут принимать препарат. Если она или другие смогут воспроизвести и развить эту диагностическую способность, врачи получат возможность классифицировать депрессию пациента и выбрать наиболее эффективную терапию — Прозак для одного пациента, разговорную терапию для второго, обе для третьего в самом начале лечения, экономия недели или месяцы, которые обычно уходят на пробы и ошибки.

Сетевая модель, которую некоторые ученые называют «системной», также предлагает организационный принцип исследований. Андреас Мейер-Линденберг, ученый из НИМЗ, отмечает, что исследования депрессии до сих пор основывались на подсказках, оставленных лекарствами, эффективность которых была случайной.

Мы найдем препарат, помогающий при депрессии, выясним, как он работает, и сделаем на основе этого гипотезы о том, как функционирует мозг, — говорит он. Например, эффективность селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС), таких как Прозак, вдохновила на множество исследований, показывающих, что регуляция настроения во многом зависит от количества нейромедиатора серотонина.

Нейротрансмиттеры — это химические вещества, которые помогают передавать сигналы через пространства между нейронами. СИОЗС лечат депрессию, увеличивая количество серотонина в этих пространствах.

Этот акцент на нейротрансмиттерах представляет собой подход «тарелки супа», о котором говорит Мейберг и он составлял основной метода изучения депрессии на протяжении более двух десятилетий. Однако определение сетей, внутри которых движутся нейротрансмиттеры, и, в частности, определение Зоны 25 как ключевого шлюза в сети, отвечающей за депрессию, позволит исследователям применить свои нейрохимические знания для достижения конкретных целей.

В этой работе по D.B.S. Мейер-Линденберг детально охарактеризовал систему ​​или сеть, лежащую в основе серьезного расстройства.

Это не упрощение, когда вы говорите, что все дело в какой-то одной области мозга. Вы подводите ток и все сразу становится в порядке. На самом деле это очень сложная система. Но использование D.B.S. показывает нам, что среди этой сложной системы есть общий знаменатель — Зона 25. Это очень привлекательная цель для лечения, говорит Мейер-Линденберг.

Работа Мейер-Линденберга показывает преимущества этого подхода. Ранее он опубликовал исследование гена-переносчика серотонина, который помогает определить доступность серотонина. Другое исследование показало, что люди с «короткой» версией этого гена подвергаются большему риску депрессии. Мейер-Линденберг нашел способ определить, как эта короткая версия влияет на различные области мозга. Затем он взял 112 пациентов, половину с длинной версией, половину с короткой, просканировал их мозг и попросил компьютер найти области, которые сканируются по-разному в этих группах. Наибольшую разницу показала Зона 25.

Успокоение Зоны 25 может также изменить наше представление о депрессии: из состояния, при котором чего-то не хватает — самооценки, устойчивости, оптимизма, энергии, серотонина и т. д., в состояние, при котором активный элемент делает человека больным.

—  Большинство людей думают о депрессии как о состоянии дефицита, — говорит Майберг, Вы подавлены, вы настроены негативно. Но на самом деле, поговорите с человеком, находящимся в депрессии, и вы увидите это причудливое сочетание оцепенения и того, что Уильям Джеймс назвал «активной тоской»: Это разновидность психической невралгии совершенно неизвестной для здорового образа жизни. Ты ничего не чувствуешь, но тебе больно. Ты не можешь думать, но тебе больно. Эти люди чувствуют особый, неописуемый вид страданий.

Эта боль, как предполагает Мейберг, является проявлением вышедшей из-под контроля нейронной цепи. Тем из нас, кто никогда не сталкивался с депрессией, ее открытие может помочь взглянуть на депрессию не как на мертвое отсутствие, а как на живое страдание. Мы могли бы даже перестать потворствовать романтическому представлению депрессии, как о неотъемлемой части личности. Ибо и это представление было проверено экспериментом доктора Майберг. Когда постоянный 4-вольтовый ток успокоил страдания этих пациентов, они не потеряли свои индивидуальности. Наоборот, они вновь обрели их, снова ощущая связь с тем, что для них важно в этом мире: любимые цветы для садовника, скорость для велосипедиста, а для Дины давно утерянную связь с другими людьми.

Когда Дина, Гэри и я наконец закончили наш разговор, они настояли на том, чтобы отвезти меня в отель. На полпути через город Гэри свернул с главной дороги, проехал по длинной извилистой дороге и припарковался на стоянке напротив темного, неказистого здания.

Это больница, сказал Гэри. —  Вот где лежала Дина.

В зимней темноте можно было легко различить охраняемую палату слева от нас. Это была низко этажная часть здания, единственная, внутри которой еще горело несколько окон. Снаружи яркие прожекторы освещали прогулочный двор, окруженный оградой высотой 6 метров с колючей проволокой.

А вот и озеро, — сказал Гэри, указывая на темное пятно позади нас.

Мы посидели несколько минут, но никто не проронил ни слова.

— Что ж, — сказал Гэри, включая передачу. Нам лучше поехать домой.

Выключатель депресии? (часть 1)

Читайте так же: 7 неочевидных симптомов депрессии

Автор: Дэвид Доббс

Перевод: Андрей Дмитренко

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: